Очерки В.М. Снегирева о Суздале. Глава 5

О том, как учились в Суздальском духовном училище

Михаил Степанович Снегирев, мой папаша, родился в 1846 году в селе Кулеберово Шуйского уезда. Первоначальное образование он получил в суздальской бурсе и еще застал в ней практику сечения розгами с помощью секаторов-учеников под наблюдением учителя. По рассказу папаши учитель Гусев высек их в низшем отделении целую парту 8 человек за тихое пение во время урока пения. Сечение в низшем отделении происходило на скамейке, за каменным столбом, подпиравшим свод в их классе, помещавшемся в нижнем этаже западной части Архиерейских палат. Среднее отделение было в комнате под алтарем закрытой Введенской церкви. Высшее отделение находилось в третьем этаже с окнами на двор. Папаша рассказывал случай наказания, относящийся к периоду обучения его в высшем отделении. Ученики этого отделения во внеурочное время забрались в класс и там шумели. Вход туда был по узкой винтовой лестнице в угловом корпусе палат. Шум услыхал инспектор, живший в среднем этаже. По приказанию инспектора ученики начали спускаться с лестницы, а инспектор стоял в конце лестницы и награждал каждого ударом руки по затылку. Но последний ученик, желая избежать удара инспектора, наклонил голову, когда проходил мимо, удар пришелся по противоположной стене, и на руке инспектора оказались ссадины. Раздосадованный инспектор тот час же приказал секаторам наказать виновного и, стоя рядом, начал считать удары и приговаривать: «Покрепче его, покрепче». Однако секатор был еще раньше задобрен от секомого домашними лепешками. Он делал лозой сильные взмахи, но клал лозу на товарища бережно. Когда инспектор заметил это, секатор так взмахнул лозой, что задел очки стоявшего позади самого инспектора. За этот проступок сам секатор был наказан розгами, но уже с помощью служителя, без скамьи («на воздусе») и розгами, смоченными в соленой воде, что называлось «посоля».

Михаил Степанович во время учения как сын священника жил с братьями не в бурсацких номерах внизу западного корпуса палат, где помещались сироты и дети низшего духовенства, а на вольной квартире у диакона Казанской церкви. Учебные занятия продолжались почти все лето, так что братья Снегиревы по окончании их едва поспевали домой к предстоящему празднику Успения, т.е. к 15 августа, зато были двухнедельные каникулы на Рождество и на Пасху, кроме праздников и высокоторжественных дней в году. Сверх этого летом устраивались рекреации в Красносельский бор. Для этой цели ученики выстраивались перед окнами префекта и пели «pater noster, reсreation mаsernenu rogamus», после чего получали разрешение на прогулку под наблюдением учителей. Во время рекреации устраивались игры с пением песен.

В 1860 году Михаил Степанович успешно окончил шестой годичный курс обучения (по 2 года в каждом отделении) в Суздальском духовном училище и был переведен для продолжения образования в риторический, философский и богословский классы Владимирской семинарии, которую окончил в 1866 году по первому разряду под № 7. В годы обучения Михаила Степановича в семинарии семинарские нравы и отношения между учителями и учениками значительно смягчились, телесные наказания не применялись и был провозглашен лозунг «Paena corporarus progibetur». По окончании семинарии Михаил Степанович в тот же год поступил в учителя народной школы и одновременно репетировал детей управляющего княжеским имением в селе Шеметово, а в 1869 году голосованием был избран в учителя Суздальского духовного училища по латинскому языку, в каковой должности пробыл 47 лет, т.е. почти до своей смерти. Около 1874 года он женился на дочери священника села Менчаково Елизавете Ивановне Херасковой, в 1887 году принял сан священника при училищной Кирилло-Мефодиевской церкви, которую совместно со смотрителем училища М. Е. Стаховским открыл в 1886 году. При этом Михаил Степанович получил казенную квартиру при духовном училище в том месте, где в годы его обучения здесь были бурсацкие номера. Умер Михаил Степанович 2 марта 1918 года от болезни желудка, отслужив последний раз обедню в Крестовской церкви Суздаля, в которой он служил после ухода на пенсию, занимаясь одновременно по латинскому языку в Суздальской мужской гимназии. Похоронен он на Знаменском кладбище в приходе Дмитриевской церкви.

Я, Владимир Михайлович Снегирев, родился 2 июля 1888 года. Обучение грамоте получил дома от мамаши Елизаветы Ивановны. В 1898 году по экзамену был принят в приготовительный класс Суздальского духовного училища, оставаясь жить в квартире родителей при училище. Так что вся жизнь училища проходила перед моими глазами. Я позволю себе остановиться подробно на своих годах обучения в духовной школе. К этому времени порядки в духовном училище изменились неузнаваемо. О телесных наказаниях не было и речи, самым строгим наказанием учеников было сидение в карцере и оставление без обеда и, конечно же, снижение балла по поведению. Карцер при нас помещался внутри столба, подпиравшего свод в рекреационном зале. Большинство учителей в училище было уже с высшим академическим образованием, однако надо заметить, что ученики больше льнули к учителям со старыми традициями, которые ближе подходили к нуждам отдельных учеников. Их обхождение и наказания носили как бы отеческий характер, и ученики это чувствовали.

У учителя греческого языка Алексея Дмитриевича Лебедева приемы обращения с учениками отчасти были взяты из старой бурсы. В классах у него, в частности, были репетиторы и пр., которым поручалось проверять перед уроками знания товарищей и докладывать о неуспевающих учителю. На уроках Алексей Дмитриевич часто сопровождал объяснения заданного рассказом из Гомера, причем в этих рассказах видное место отводилось самому Алексею Дмитриевичу как близкому другу и товарищу Одиссея в его перипетиях. Правила из грамматики греческого языка сопровождали часто курьезными вымышленными объяснениями, якобы для лучшего запоминания.

Очень даровитый учитель приготовительного класса Алексей Михайлович Панфилов, много нам давший, окончил Владимирскую семинарию в 1896 году первым учеником, но испортил свою карьеру пристрастием к алкоголю. Однажды во время урока чистописания он окончательно заснул на столе, и при молчании класса был увезен от нас смотрителем училища М. Е. Стаховским.

Администрация школы состояла из смотрителя, его помощника и двух надзирателей. Все они жили в здании училища. Хозяйством заведовал эконом, в подчинении которого было 10 человек служителей и кастелянша. Члены Правления выбирались от духовенства.

Училищная жизнь начиналась в 7 часов 30 минут с ежедневной утренней молитвы в училищной церкви в присутствии священника. К утренней молитве корпусных учеников должны были являться и «квартирники». Затем был чай со свойской булкой, и в 9 часов начинались уроки продолжительностью по часу с переменой по 15 минут. В 2 часа «корпусники» обедали, а «квартирники» шли домой, если не были за какие-нибудь провинности оставлены без обеда. В этом случае все «оставленники» должны были сидеть в классной комнате и готовить уроки. На обеде обязательно должен был присутствовать дежурный — или помощник смотрителя, или один из надзирателей. Обед состоял обыкновенно из трех блюд: мясное или в пост рыбное горячее, на второе каша гречневая (пшенная) или котлеты картофельные (рисовые), на третье кисель или сладкий суп. В воскресные и праздничные дни на второе давали мясное или рыбное жаркое. Черного хлеба свойского печения давали неограниченное количество. Каждый ученик имел свой столовый прибор.

Вообще стол был сытный, даже если принять во внимание невысокую плату, взимаемую с учеников за общежитие, и не было случая претензии к нему со стороны родителей. Сироты жили в нем на полном казенном содержании, включая обувь, одежду и белье, своекоштные ученики платили по 40-45 рублей в год, иносословные, преимущественно дети крестьян, по 60 рублей в год. Сюда входила и плата за их обучение. Спальные принадлежности, стирка и баня были для всех казенные. Баня, смена белья и стрижка производились регулярно через 2 недели. При общежитии была организована для всех учеников больница с полным оборудованием и аптекой при постоянно живущем фельдшере и приходящем докторе.

В мое время для учеников духовного училища была введена форма одежды. Казеннокоштные ученики шили рабочую куртку и брюки из черной рубчатой материи, очень прочной и носившей поэтому название «чертовая кожа». Были также праздничная пара из серого сукна, ватное суконное пальто с бархатным воротником, фуражка со значком СДУ, ремень с пряжкой и с теми же буквами, смазные сапоги с калошами. В случае износа одежда починялась, к сапогам приделывали новые головки. Всем этим заведовали эконом и кастелянша. Учителя училища тоже имели форменную одежду — тужурку и сюртук вместо прежнего фрака. При мне обе эти вещи и фуражка с бархатным околышем и кокардой обшивались малиновым кантом.

Как видно из изложенного, в наше время обучение при Суздальском духовном училище ничем не напоминало прежней бурсы. После обеда, т.е. с 2 часов 30 минут ученики выходили на прогулку на училищный двор. Отлучаться за ограду двора запрещалось. Здесь ученики играли в разные игры и упражнялись на гимнастических приборах, гигантских шагах и пр. Любимой игрой были: осенью запуск волчков, зимой — игра в снежки «суздальских на юрьевских» и катание на коньках на архиерейском пруду или на реке под наблюдением надзирателя. Традиционные случаи при этом драк на реке кужейников с сальниками, т.е. духовников с мещанами, имевшие место до меня, теперь уже не повторялись. Весной «прудили» вешнюю воду, а позднее играли в лапту. В 2 часа раздавался звонок, призывавший учеников к вечернему чаю, и в 4 часа 30 минут ученики садились за подготовку уроков. В 6 часов снова перерыв на прогулку на дворе до 7 часов, а там опять за учебник до 9 часов. Вечерние занятия происходили в классе или в зале при освещении 30 линейных керосиновых ламп. При этих занятиях обязательно дежурил инспектор или надзиратель. В 9 часов был ужин, вечерняя молитва в церкви и сон. Квартиры надзирателей были рядом на всякий непредвиденный случай.

Заканчивая хозяйственный обзор общежития в Суздальском духовном училище, следует упомянуть, что во всех помещениях училища было тепло, так как 44 печи его отапливали первосортными березовыми дровами в количестве 180 саж. в год. Только с водой дело обстояло неважно, ее привозили бочками с реки, так как в имевшемся на дворе колодце вода была плохого качества, а весной и в суздальской Каменке она была очень мутная и с дурным запахом.

Изо всех школьных учебных предметов самым интересным у нас считалась география. Несмотря на сухое преподавание ее Евгением Павловичем Воскресенским, мы с удовольствием рисовали географические карты всех проходимых стран и областей, и с интересом читали книги о путешествиях из училищной довольно хорошей библиотеки. Здесь следует отметить, что увлечение путешествиями кончалось для некоторых товарищей драматически. Увлекшись рассказом об американских сельвасах и пампасах, они сами тайно подготовляли побег из общежития и пускались вдвоем или втроем в далекий путь. Их, конечно, ловили на ближайших станциях железной дороги, и они возвращались обратно, получая прозвище «американец». В мою бытность таких случаев было два.

Отличительной чертой обучения в нашем училище был частый опрос учеников. Учителя всех предметов опрашивали каждого ученика в месяц по 5-6 раз и поэтому хорошо знали способности и прилежание каждого. В конце месяца выводилась общая отметка по каждому предмету, которую затем и выставляли в балловую ведомостичку (в билет), выдаваемую ученику при отпуске на каникулы.

Отпуск на каникулы, особенно на Рождественские, ожидался с нетерпением. Ездить домой в другие дни ни в коем случае не разрешалось, чтобы на нарушать рабочего настроения. Поэтому, просидев в стенах училища безвыходно почти 4 месяца, ученики готовились к отпуску, как к великому дню. Ученики 4-го класса даже задолго до дня отпуска, который обычно приурочивался к 20 декабря, рисовали и вывешивали в классе плакат: «Отпуск. Ура! Домой пора». Взявшись за руки и раскачиваясь, они пели старую бурсацкую песню: «Билеты, билеты писали, писали не сами, рули, рули, парусы, скоро ли отпустят!!! Понедельник день, вторник день, середа, четверг, пятницу пропустят, в субботу отпустят». В пятницу действительно не учились, так как училище готовилось к отпускному вечеру: учителя готовили учеников к выступлению с чтением стихов и небольших сценок из басен, хор репетировал песни. В мое время хором управлял учитель пения Федор Прокофьевич Кунда, очень талантливый человек и знаток своего дела из Синодального училища. На концерты в духовное училище собиралась вся «знать» города. Его ученик Павел Соловьев своим выступлением с песнями «Времечко» и «Что мне жить и тужить, одинокой» произвел настоящий фурор в городе. Это выступление долго обсуждалось и вспоминалось среди любителей пения.

Некоторым ученикам за дальностью расстояния до их родины (до 40 верст) или из-за распутицы на Пасхальных каникулах приходилось оставаться в общежитии на казенных харчах вместо домашних. Квартирные ученики большей частью являлись детьми городского духовенства, суздальских мещан и торговцев, но случалось, что по недостатку мест в общежитии приходилось открывать частные квартиры иногда для целой группы учеников, что требовало особой заботы со стороны администрации. Там обычно назначался старший командир из учеников, отвечавший за порядок и поведение товарищей. Вообще же злостных проступков среди учащихся не наблюдалось, за исключением курения, которое строго преследовали и за которое резко снижали балл по поведению.

Кроме отпускного вечера, в училище устраивали иногда для учеников всех курсов показ туманных картин с помощью проекционного фонаря на темы большей частью географические. Туманные картины сопровождались объяснением учителя, и на них часто присутствовали семьи учителей. С начала мая не раз устраивались рекреации-прогулки со всеми учениками и учителями большей частью в Красносельский бор. Сюда привозили посуду и легкий завтрак. Ученики и часто с ними учителя играли в лапту, купались в теплое время в Нерли, пели песни. С 15 мая начинались в училище экзамены — страдная пора. Экзамены были во всех классах и по всем без исключения предметам. Они длились до 15 июня, на подготовку каждого предмета отводилось по 4-5 дней. Ученики вставали в 4-5 часов утра, забирались в укромное место училищного двора, в дрова, на чердак и там вслух зубрили учебники. Отвечать на экзамене нужно был точно по учебнику. Экзаменаторов обычно было трое: председатель комиссии — смотритель или его помощник, учитель данного предмета и член правления от духовенства. Учебный материал разбивался на 30-40 билетов. Ученики по алфавиту подходили к экзаменационному столу, брали билет и тут же начинали отвечать. Каждый экзаменатор ставил отметки по своему усмотрению, а затем выводилась общая. Самым строгим экзаменатором обычно был учитель по данному предмету, а самым снисходительным — член правления от духовенства. Ученику, получившему на экзамене «2», давалась осенью переэкзаменовка. Ученики, получившие «двойки» по трем и более предметам, оставлялись на повторительный курс, равно как и не выдержавшие переэкзаменовки.

Нормальное число второгодников в классе считалось 6-8 учеников на класс в 25-30 человек. Среди учеников-товарищей второгодники пользовались авторитетом, и учителя не роняли его. Я сам помню случай, бывший со мной на первом уроке катехизиса в 3 классе. Смотритель училища Михаил Егорович Стаховский, преподававший катехизис, придя в класс, обратился ко мне с вопросом: «Снегирев, ты кто такой?» Так как я находился под впечатлением своего нового положения, то с некоторой гордостью ответил: «Ученик третьего класса Суздальского духовного училища». — «Дурак», — сказал мне на это Михаил Егорович. Тогда второгодник с задней парты (второгодники обыкновенно всегда сидели на задних партах), поднял руку и сказал: «Я православный христианин». — «Молодец! Вот как нужно отвечать на этот вопрос, и видите, как хорошо еще раз повторить катехизис», — произнес учитель, и мы тут же прониклись уважением к второгодникам, раз их похвалил сам смотритель.

После экзаменов учебный год оканчивался. Ученики все разъезжались по домам, и училище пустело до 1 августа, когда начиналась подготовка к новому учебному году: делались хозяйственные запасы, солились огурцы, рубилась капуста. Ремонт здания капитально проводили раз в 3 года, а побелку комнат — каждое лето.

В 1903 году я успешно окончил четвертый класс Суздальского духовного училища.

Шестая глава